А.С.Сонин

"ИСТОРИЯ" С ИСТОРИЕЙ ФОТОГРАФИИ

© А.С.Сонин

 

Эта примечательная история произошла в 1949 г., в разгар известной кампании по борьбе с космополитизмом. В ней, как в капле воды, отражены и нравы того времени, и личности инициаторов и руководителей этой идеологической кампании, и методы ее проведения.

В 1939 г., в связи с приближавшимся 100-летием открытия фотографии. Архив АН СССР предложил опубликовать письма изобретателей фотографии Н.Ниепса и Ж.Дагерра. 5 мая 1939 г. президент Академии наук академик В.Л.Комаров распорядился издать эту переписку как "Документы по истории изобретения фотографии" в количестве 1200 экземпляров. 28 февраля 1941 г. рукопись была представлена в Редакционно-издательский совет АН (РИСО), который постановил издать книгу в серии "Научное наследство", причем письма публиковать как на русском, так и на языке оригинала (французском). Но началась война, и книга в свет не вышла.

В 1946 г. составитель и редактор книги член-корреспондент АН СССР Т.П.Кравец и ответственный редактор, директор Архива АН Г.А. Князев опять ходатайствуют перед РИСО об издании сборника. 30 декабря 1946 г. председатель РИСО президент Академии наук академик С.И.Вавилов утвердил это представление. В 1949 г. книга была издана Ленинградским отделением Издательства АН в серии "Труды Архива Академии наук СССР", выпуск 7, тиражом 3000 экземпляров [1]. Однако было продано всего 3 экземпляра, после чего книгу изъяли [2].

Произошел случай беспрецедентный. В те годы, для того чтобы книгу изъять из продажи, ее нужно было признать антисоветской по содержанию и опасной для существующего строя. Чем же книга по фотографии прогневила власти, что они были вынуждены пойти на такие крайние меры? Ответ мы находим в справке, подготовленной 4 августа 1949 г. работниками Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Л.Слеповым и М.Морозовым для секретаря ЦК М.Суслова [3]. "Отдел пропаганды и агитации, – говорится в записке, – при просмотре сигнального экземпляра обнаружил порочный характер сборника "Документы по истории изобретения фотографии", задержал распространение тиража книги, а замечания по сборнику передал в редакцию газеты "Культура и жизнь" для опубликования" [3, л. 134].

О статье в газете мы поговорим немного позже, а сейчас попробуем разобраться, в чем же, по мнению идеологических властей, заключался "порочный характер" сборника.

Прежде всего их не устраивают цели, с которыми предпринято это издание, декларированные во вступительной статье, написанной Князевым, и во введении, составленном Кравцом. Князев сообщает, что публикуются материалы, "выясняющие роль французского народа в изобретении фотографии", и поэтому они будут с интересом встречены "представителями зарубежных стран". Эти строки, написанные, по-видимому, еще до войны и тогда казавшиеся совершенно невинными, в 1949 г. неожиданно обрели крамольный политический смысл! В стране гремела шумная идеологическая кампания по борьбе с космополитизмом и преклонением перед иностранщиной, все заграничное приказано было считать вредным и опасным, а поклонники западной культуры, науки и просто модной одежды объявлялись пособниками империализма и чуть ли не шпионами. Поэтому процитированные выше строки из вступительной статьи подействовали на работников ЦК как красная тряпка на быка! С возмущением они сообщают Суслову, что Кравец написал "аполитичное" введение к книге, в нем он «симпатизирует отсталым настроениям Н.Ниепса, который в годы французской революции укрылся от революционных событий и не был борцом "за лучшее будущее"» [3, л.132]. Более того, Кравец пишет, что Ниепс "возбуждает у нас чувство глубокой симпатии и уважения". «Оценивая сборник как "интереснейший труд" и "как объект научного исследования", автор введения этим самым отвлекает внимание советских ученых от решения актуальных задач, – читаем далее в записке. – Профессор Кравец не раскрывает существа переписки и не отмечает, что основной целью Ниепса и Дагерра в их работе было стремление к наживе и личной славе, о чем и писали они в письмах... Автор введения Кравец сосредоточил свое внимание на разборе личных и семейных переживаний, не имеющих никакого отношения к истории развития фотографии» [3, л.133].

Далее в записке эти обвинения конкретизируются следующим образом. Оказывается, Ниепс очень переживал смерть короля Людовика XVIII, а в нескольких письмах обсуждались вопросы псовой охоты, изготовления виноградных вин и попытки изобретения... вечного двигателя. Те же письма, которые затрагивают тему изобретения фотографии, по мнению авторов записки, "не имеют научной ценности" [3, л. 134].

В заключение Л.Слепов и М.Морозов резюмируют: "Ленинградское отделение издательства Академии наук, возглавляемое исполняющим обязанности директора т.Грибакиным, выпуском этой книги причинило государству убыток в сумме 127 000 рублей. При этом израсходовано 4.3 т хорошей бумаги и другие ценные полиграфические материалы. Издательство Академии наук, выпустив в свет сборник на французском и русском языках, нарушило постановление Политбюро от 16 июля 1947 г., запрещающее издание журналов Академии наук на иностранных языках" [3, л.134].

Относительно постановления Политбюро авторы записки умышленно лукавят. Этим постановлением и последовавшим за ним в тот же день постановлением Совета Министров №2544 запрещалось издание на иностранных языках журналов "Acta physicochimica URSS" и "Journal of the physics USSR". Сборник же по истории фотографии, хотя и вышел в серии "Труды Архива Академии наук СССР", никак не являлся журналом – это была книга в 38 печатных листов, в крайнем случае, его можно считать серийным изданием, а на него постановление не распространялось. Но это, конечно, чистая формальность. По сути, идеологические власти запрещали печатать и распространять всякую продукцию на ненавистном иностранном языке.

Заканчивается же записка заявлением, что издательство Академии наук и до этого выпустило ряд "ошибочных" книг, в том числе "Очерки по новейшей истории Турции" и "Развитие взглядов Маркса и Энгельса на государство". Что содержалось крамольного в этих книгах, авторы Суслову не сообщали.

Отдел пропаганды и агитации внес предложение о наказании лиц, виновных в выпуске сборника.

*   * *

Как мы уже говорили, Отдел пропаганды и агитации направил материалы по сборнику в редакцию газеты "Культура и жизнь", игравшей важную роль в разворачивающейся кампании по борьбе с низкопоклонством перед Западом. Газета была рассчитана на интеллигенцию и специально предназначена для ее идеологической обработки.

31 июля 1949 г. в "Культуре и жизни" появился материал, озаглавленный "Лилипут, принятый за Гулливера". Эта разухабистая статья, подписанная И.Рябовым, открывается четверостишием из Некрасова:

Притом, какие вы трактуете предметы?

"Проказы домовых, пословицы, приметы,

……………………………………………..

Значенье кочерги, история ухвата"...

Нет, батюшка, таких статеек нам не надо!

Тему сборника – историю открытия фотографии – автор сравнивает с "историей ухвата". Развязным тоном он пересказывает содержание записки Отдела пропаганды и агитации, причем так, что у читателей создается впечатление: во всех письмах только и говорится что о производстве вин, псовой охоте и вечном двигателе. Статья заканчивается так: "Н.Ниепс и Ж.Дагерр, имена которых вошли в историю фотографии, в действительности не были столь выдающимися мыслителями, чтобы издавать каждую строчку их семейной переписки. Словом, они не были Гулливерами в науке. Это были, скорее, лилипуты – по своим идеям, по своим целям и устремлениям. Они были типичными буржуа, стремящимися к обогащению и только".

Реакция на эту статью со стороны идеологического начальства была однозначной. На экземпляре, приложенном к делу [1], начертана резолюция Суслова: "Кто разрешил издать? Отобрать бумагу".

Уже 4 августа 1949 г. на статью отреагировал Президиум АН СССР. В изданном по этому поводу распоряжении №1070 говорится: "Издание этой книги является грубейшей политической ошибкой... Материалы не представляют научной ценности... Совершенно возмутительным является факт опубликования писем, в которых демонстрируется монархизм французских мещан. Издание документов на французском языке нельзя расценивать иначе, как рецидив низкопоклонства перед иностранщиной" [2, л.137].

Этим же распоряжением директору издательства Г.А.Князеву был объявлен строгий выговор с предупреждением, Т.П.Кравцу – строгий выговор. Исполняющий обязанности директора Ленинградского отделения издательства Д.В.Грибакин снят с работы, главный редактор издательства Е.С.Лихтенштейн от работы отстранен, и ученый секретарь Архива АН П.Н.Корявов получил выговор. Кроме того, предписывалось "не производительно затраченные средства взыскать с виновных" [2, л.138]. Документ подписали вице-президент И.П.Бардин и главный ученый секретарь А.В.Топчиев.

6 августа Топчиев направляет секретарю ЦК Г.М.Маленкову материалы по пересмотру плана издательства академии на 1949 и 1950 гг. [2, л.140–143]. Это реакция на грозную резолюцию Суслова о бумаге. Топчиев сообщает, что из плана 1949 г. исключены 6 книг (90 авторских листов), перенесено на 1950 г. 8 книг (194 авт. л.), а из плана 1950 г. изъято 17 книг (252 авт. л.). Таким образом стало возможным сократить фонд бумаги издательства на 50 тонн.

Какие же книги были изъяты из плана? Вот несколько названий: В.Н.Лазарев. "Феофан Грек" и "Происхождение итальянского Возрождения" (в двух томах); К.Ф.Вольф. "Теория зарождения"; Аристотель. "История животных"; С.Я.Лурье. "Демокрит"; Плиний. "Письма". Изъяты были и некоторые книги о США и Англии. Список этот весьма красноречив. Он показывает, что в угоду властям руководство академии "в соответствии с требованием момента" готово пожертвовать, прежде всего, классикой, которая в то идеологизированное время казалась совершенно неактуальной, а подчас и опасной.

Говоря о руководстве академии, я не имею в виду ее президента. Он-то старался всеми силами сгладить конфликт и вывести из-под удара сотрудников издательства. 6 августа Вавилов пишет на своем именном бланке конфиденциальную записку Топчиеву [2, л.144–145]. Он просит его довести до сведения ЦК, что Князев имел только формальное отношение к изданию этой книги. Вавилов характеризует Князева как одного из лучших архивистов страны. Далее он утверждает, что Лихтенштейн тоже не виноват. "По существу, – пишет Вавилов, – больше всего виноват я сам. Я знал об этой книге и считал издание ее, вообще говоря, нужным. Мне не ясен был только вопрос о том, подходит ли книга к настоящему моменту в связи с международным положением" [2, л.144 об.].

Последняя фраза – это знамение времени: даже книга по истории фотографии должна была в те годы соответствовать международному положению!

Далее Вавилов пишет: "Прошу Вас сообщить мое мнение, что Дагерр и Ниепс вовсе не лилипуты, а крупнейшие изобретатели, действительно определившие начало фотографии. В этом смысле фельетон Рябова явно ошибочный. Я согласен, что многого не следовало бы печатать, но совсем замолчать об архиве, хранящемся в Академии, для истории науки было нельзя. Надеюсь, что Вы поможете отстоять Kнязева и Лихтенштейна" [2, л.144 об.–145]. По-видимому, Вавилов не без основания опасался, что те меры наказания, которые были вынесены распоряжением Президиума АН этим лицам, покажутся ЦК недостаточными. Хотя в письме и содержалась просьба сообщить ЦК мнение президента АН, письмо это все же было конфиденциальным и не предназначалось для оглашения. Это следует из самого тона письма, из характеристик лиц, о которых шла речь, и, наконец, из просьбы "отстоять" Князева и Лихтенштейна. Однако письмо Вавилова почему-то оказалось в деле ЦК о книге [1], его мог передать только Топчиев, который, как видно из документов, играл большую роль при подготовке окончательного решения Секретариата ЦК по этому делу.

Отдел пропаганды и агитации внес на заседание Секретариата ЦК 5 августа проект постановления [3, л.129–131], в котором предложил Президиуму АН "не допускать к распространению книгу "Документы по истории изобретения фотографии" на русском и французском языках, содержащую большое количество бесполезных для науки и вредных для читателя материалов" [3, л.130]. Виновных в подготовке и выпуске книги директора Архива Князева и составителя-переводчика Раскина приказано отстранить от работы, ученому секретарю Архива Корявову – объявить строгий выговор, и.о. директора Ленинградского отделения издательства Грибакину – выговор. Министерству Госконтроля (т. Мехлису) поручено проверить правильность использования средств на издание книги и "на лиц, расходовавших и получавших деньги за издание ненужной книги, наложить начет" [3, л.130]. Этим же постановлением предусматривались меры по ужесточению отбора рукописей к изданию и сокращению фондов бумаги издательству.

Как мы видим, в этом проекте только Князеву выносится более суровое наказание, чем в распоряжении Президиума АН, а Лихтенштейн и Кравец вовсе не упоминаются. Однако это постановление Секретариата принято не было.

Для учета замечаний, прозвучавших на заседании, была создана комиссия в составе Суслова, Топчиева и Слепова.

Окончательное постановление Секретариата ЦК было принято 28 августа 1949 г. [2, л.132–133]. В основе своей оно повторяет первоначальный проект. Князева отстоять не удалось – его, Раскина и Грибакина от работы отстранили. Однако больше всех пострадал Корявов – "за протаскивание идейно порочной и бесполезной для науки книги" он был снят с должности ученого секретаря Архива АН со строгим выговором – это в те годы было более чем серьезно. На этом фоне отстранение от работы – мера более мягкая, так как отстраненный мог через некоторое время, когда улягутся страсти, опять к ней приступить.

А страсти стали утихать на удивление быстро. Об этом свидетельствует тот факт, что в окончательном тексте постановления Секретариата ЦК были вычеркнуты два важных пункта проекта: о сокращении в IV квартале этого года издательству академии фондов на 50 тонн бумаги и о вынесении вопроса о выпуске книги на заседание Политбюро. И если вопрос о бумаге, вполне вероятно, снят в связи с сокращением издательством своего плана, то закрытие дела в рамках Секретариата избавило многих участвовавших в издании сборника от более суровых кар.

Так закончился этот скандал, показавший руководству академии, что и история науки и техники должна согласовываться с международным положением и идеологическими установками.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Документы по истории изобретения фотографии. Переписка Ж.Н.Ниепса, Ж.М.Дагерра и других лиц / Ред. и вводная статья Т.П.Кравца. Л.: Изд. АН СССР, 1949.

2. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.118. Ед. хр. 504. Л.146–149.

3. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.118. Ед. хр. 485. Л.132–135.

 

1 Обязательные экземпляры были разосланы, благодаря чему книга есть в Государственной Российской библиотеке и в Библиотеке Архива РАН.

 

СОНИН Анатолий Степанович – доктор физико-математических наук, доктор химических наук, ведущий научный сотрудник Института элементоорганических соединений им. А.Н. Несмеянова РАН.

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант 98–03–04009).

 

А.С.Сонин. "История" с историей фотографии
// Вестник РАН, 1999, т.69, №11, с.1032-1035.